Влияние конструктивизма на современную архитектуру

3. Влияние конструктивизма на развитие современной мировой архитектуры

Вторая половина XX века прошла под флагом критики функционализма и конструктивизма и поиска новых приемов формирования предметно-пространственной среды. Поиски эти велись и ведутся в настоящее время архитекторами, художниками, дизайнерами и другими специалистами многих стран, в частности России, на базе различных творческих концепций.

Среди теоретических проблем стилеобразования в последнее время привлекают внимание три:

1) место инженерно-технической сферы творчества в формировании стиля XX века;

2) проблема стилевого единства;

3) место и роль отдельных видов предметно-художественного творчества в современных стилеобразующих процессах.

С одной стороны, многих пугает нарастающая экспансия технических форм в современную предметно-пространственную среду. С другой стороны, наоборот, некоторых смущает усиливающееся влияние в общих процессах стилеобразования художественных форм, незаземленных в утилитарно-конструктивной структуре зданий и изделий. Обратимся к истории.

Во второй половине XIX века в связи с выделением сферы инженерного творчества и вытеснением промышленностью ремесла многие области инженерно-технического строительства и производства продукции массового потребления оказались без влияния профессиональных художников. В то же время инженерные сооружения и изделия машинного производства, в которых отражались характерные для инженерно-технической сферы творчества специфические формообразующие процессы, играли все большую роль в общем облике предметно-пространственной среды. Причем в инженерных сооружениях и в промышленных изделиях массового потребления уже с середины XIX века, наряду с инженерно-техническими стилеобразующими тенденциями, значительную роль играли декоративистские тенденции, которые, при отсутствии художников-профессионалов, как правило, по художественному уровню были ниже архитектурных сооружений и ремесленных изделий.

В результате между самостоятельно развивавшимися на протяжении ряда десятилетий стилеобразующими тенденциями в художественной и инженерно-технической сферах образовался разрыв. Возник реальный социальный заказ на принципиально нового художника-профессионала, который мог бы квалифицированно работать на этом стыке между художественной и инженерно-технической сферами творчества, восстановить связь между ними. Так, в первой трети XX века и сформировалась новая архитектура и дизайн.

В инженерно-технической сфере протекали тогда сложные процессы поиска новых взаимосвязей конструкции, функции и внешней формы, которые впоследствии предопределили и некоторые особенности формообразования предметно-пространственной среды в целом. Новая архитектура и дизайн 1920-х годов пронизаны пафосом изобретательства, причем важно отметить, что диапазон изобретений не ограничивался инженерно-технической сферой, а постепенно захватывал и собственно архитектурные и дизайнерские проблемы — решение функционально-социальных задач.

На этапе становления новой архитектуры и дизайна новаторские течения, тесно связанные с научно-техническим прогрессом и лишенные консервативных стилистических традиций, оказались наиболее благоприятной сферой проявления новых формообразующих тенденций. Они стали неким экспериментальным полем, где интенсивно взаимодействовали стилеобразующие потенции инженерно-технической сферы и экспериментальные поиски изобразительного искусства. Особенно наглядно это проявлялось в конструктивизме.

Через новаторские течения архитектуры и рождавшийся тогда дизайн — как своеобразный канал — в предметно-пространственную среду вошел фактор рационализации, определивший многое в новом отношении к качеству среды обитания.

Новая архитектура и дизайн стали в XX веке определяющими стилеобразующими центрами потому, что это область тесного интенсивного формообразующего взаимодействия художественной и инженерно-технической сфер.

Опыт развития нового стиля в XX веке свидетельствует, что создан фундамент новой стилевой системы.

В сложившейся ситуации те области искусства, которые, способствуя в свое время становлению новой архитектуры и дизайна, помогали созданию новой стилевой действительности, оказались перед серьезной проблемой необходимости соотнесения своего развития с этими сферами творчества, ставшими константной частью стилевой структуры предметно-художественной среды. Теперь именно они если не диктуют направление поисков в области формообразования, то, во всяком случае, во многом определяют условия их реализации. Важно также отметить, что архитектура и дизайн способствуют аккумуляции сферой предметно-художественного творчества формообразующих потенций не только инженерно-технического творчества, но и научно-теоретических разработок в области формообразования.

В последние десятилетия искусствоведов и теоретиков искусства все больше смущают такие тенденции формообразования, которые подчеркнуто выходят за рамки сложившегося в XX веке стилевого единства.

Стилеобразующий фундамент, заложенный в 1920-е годы при решающей роли конструктивизма и функционализма, — это стилевая система не на одно поколение и даже, пожалуй, не на одно столетие. Думаю, что это стилевая система на очень длительный срок, причем, вполне возможно, что XX век — во многом еще архаика большого стилевого периода, который уходит в третье тысячелетие. Если с этой точки зрения оценивать стилистические процессы, происходящие сейчас в предметно-пространственной среде, то многое выглядит вовсе не так драматично. Ничего принципиально нового в вопросах стилеобразования, что можно было бы противопоставить заложенной в 1920-е годы стилевой системе, в последующие десятилетия, в том числе и в 1970-1980-е, и в 1990-2000 (пока не завершенные) годы, создано не было. Обогащали и развивали заложенную в 1920-е годы стилевую систему. Было даже несколько попыток уйти в сторону от ее стилеобразующего стержня. Первая попытка — 1930-е годы, когда волна неоклассики прокатилась по многим странам Европы. Тогда еще были живы воспоминания о неоклассике начала века, еще активно работали ее мастера /поэтому эта первая волна стилизации и эклектики была весьма серьезно оснащена знаниями профессиональных приемов прошлого/ — однако мощный стилеобразующий родник новой системы пробил этот пласт стилизации без особых усилий. Вторая волна традиционалистской стилизации в 1950-е годы происходила, в основном, в США, и тоже во многом это были рецидивы недавнего прошлого (в Америку функционализм пришел с запозданием).

Постмодерн и другие подобные течения — это третья волна. Она отличается от первой (1930-е годы) тем, что современной стилевой системе уже не противопоставляется иная (например, неоклассика), а недовольные новым стилем видят выход лишь в декоративизме и эклектике. Как психологическая отдушина в условиях трудностей в области формообразования, эклектика и декоративизм эффективны, но для серьезной борьбы с новой стилевой системой — это негодные средства. Это, скорее, признание фундаментальной основательности новой стилевой системы и поиски средств ее «утепления». Все это, по мнению автора, важно иметь в виду, когда мы оцениваем стилистические метаморфозы 1970-1980-х и 1990-2000 годов. Бурный расцвет конструктивизма в 1920-е годы и его стремительное внедрение в различные виды художественного творчества резко изменили облик предметно-пространственной среды. Последствия этого сказались на всем новом стиле, и это уже необратимое влияние конструктивизма. Остается лишь анализировать этот стилеобразующий феномен XX века.

Источник

Москвич

Как московский конструктивизм придал стиль коммунизму, был запрещен Сталиным, но в итоге победил

К нашему стыду, русский авангард пользуется гораздо большим почтением за границей, чем у себя на родине. К счастью, в последние годы наметилось улучшение — как минимум в Москве восстанавливают все больше архитектурных памятников конструктивизма.

Например, недавно закончилась реставрация легендарного здания Наркомфина (1928) архитектора Моисея Гинзбурга. Из этого знаменитого на весь мир проекта в свое время заимствовал идеи даже сам Ле Корбюзье. По случаю удавшегося самое время пройтись по столичным постройкам этой поворотной эпохи.

Конструктивизм 1920–1930-х — одновременно Адам и Ева большинства сегодняшних зданий в мире. В этот период сформировались основные принципы современной архитектуры: утилитарность, экономичность, отсутствие декора, строгая лаконичность форм. Какими бы разными ни казались нынешние постройки или здания недавнего прошлого, конструктивизм — их общий архитектурный предок. Без него не существовали бы ни потертые хрущевки с лыжами на балконах, ни стерильный «Москва-Сити», ни постройки международных звезд вроде Захи Хадид или Нормана Фостера. Почти любой современный городской пейзаж от Парижа до Пекина во многом обязан своим обликом советским архитекторам-радикалам.

Перемен!

Первым толчком к появлению конструктивизма (и близких ему течений во всем мире) послужил стремительный научно-технический прогресс во второй половине XIX века. Начавшись с Великобритании, волна индустриализации пошла по всему миру. С этого момента человечество с ускорением преображалось. Из аграрного и сельского мира они становились все более индустриальными и городскими. Люди массово перебирались из деревень во все более разраставшиеся города. Переселившихся больше не сковывали сельские табу. Женщины начали добиваться равных с мужчинами прав. Вслед за этим менялись отношения полов и структура семьи. Угасала роль освященных веками традиций религии. Вместе с тем усиливалась утопическая вера в могущество технологий. Возможности человеческого разума считались почти безграничными, и научный подход казался единственным ответом на любые вызовы.

Такие масштабные перемены в обществе породили целое поколение радикальных художников и затем архитекторов, решительно отвергавших наследие прошлого. К слову, ко второй половине XIX века художественная культура переживала долгий застой. Уже почти 300 лет она базировалась на строгом академизме. Все художественные и архитектурные направления отталкивались лишь от традиций Древней Греции и Рима. Но стремительный скачок в области производства навсегда изменил художественную культуру. В силу индустриальных корней конструктивизма начнем нашу прогулку с промышленных и технических зданий раннего СССР.

Хлебозавод №9 (1934, инженер Георгий Марсаков)

Сегодня тут хипстерский рай с модными магазинами и эстетскими кафе. До недавнего прошлого это передовое для своих лет промышленное сооружение. В конце 1920-х возникла необходимость строительства крупных хлебозаводов, которые бы работали в полностью автоматизированном режиме. Предложенная Марсаковым система кольцевого конвейера дала жизнь новым «круглым» хлебозаводам.

Шуховская башня (1922, инженер Владимир Шухов)

Один из самых знаковых объектов авангарда был не зданием, а радиобашней. Сооружение построено непосредственно по приказу Ленина. В еще продолжавшейся Гражданской войне новый строй отчаянно нуждался в надежном источнике связи. Большевики заказали башню уже легендарному к тому времени инженеру Владимиру Шухову. Когда в процессе строительства одна из секций башни обрушилась, Шухова едва не расстреляли. С тех пор строительство шло гладко.

Гараж «Интуриста» (1934, архитектор Константин Мельников)

В отличие от большинства конструктивистов Мельников был гораздо меньшим «сухарем». Он не боялся экспериментировать с экспрессивными формами, поэтому его постройки куда более театральны, чем у коллег по цеху. Гараж «Интуриста» — отличный тому пример. Он похож на картину Малевича, нанесенную на плоский фасад. В конце концов излишняя выразительность стоила новатору карьеры.

Бахметьевский гараж (1927, архитекторы Константин Мельников и Владимир Шухов)

А это уже совместная работа двух авторов вышеперечисленных построек. Его строительство было связано с первым появлением в Москве автобусов. Сейчас в здании бывшего гаража располагается Еврейский музей и центр толерантности, так что осмотреть его можно и снаружи, и изнутри. И даже посидеть в отличном кафе на входе.

Гараж Госплана (1936, архитектор Константин Мельников)

В народе гараж Госплана иногда называли гаражом-фарой из-за гигантского круглого окна. Здание соединяет в себе прямоугольник, треугольник и круг. Работа с простыми геометрическими формами — одна из самых характерных черт конструктивизма. Увы, эта постройка стала последней работой архитектора. Коллеги и без того регулярно критиковали Мельникова за излишнюю экспрессию. Но после такой экстравагантной постройки его карьера закончилась: строить ему больше не давали.

Тем временем в России

Советские художники и архитекторы периода авангарда родились и выросли не в СССР. Их становление происходило в трещавшей по швам Российской империи. Социальное расслоение, накопившиеся неразрешимые проблемы и дискриминация целых народов разъедали страну изнутри. Точкой кипения для царской России стала разрушительная Первая мировая. Она вылилась сначала в Октябрьскую революцию, а затем и в кровопролитную Гражданскую войну. Коммунисты пришли к власти в сломленной войнами, полуразрушенной стране. Государство надо было отстраивать заново. Так начался длившийся около 20 лет союз большевиков и архитекторов-радикалов.

Ранняя советская власть покровительствовала конструктивизму и была его единственным заказчиком. Тому было две причины: хозяйственная и идеологическая. Хозяйственную объяснить проще всего: конструктивизм — это дешево и практично. Это как нельзя лучше подходило для задачи быстрого восстановления разоренной страны.

Идеологически идеи конструктивизма подходили большевикам не меньше. Например, и те и другие были интернационалистами: они отрицали национальные особенности в пользу общего мирового прогресса. Среди конструктивистов было и немало евреев, в прошлом подвергшихся погромам и расовой дискриминации при царе. Из-за этих условий многие из них были вынуждены учиться в европейских университетах, где дискриминации не было. В итоге западный опыт был перенесен в СССР.

Конструктивисты отрицали наследие прошлого, ориентировались на утопическое будущее и были материалистами. Пришедшие к власти коммунисты имели точно такие же ценности. И те и другие ориентировались на удовлетворение базовых потребностей народных масс. Отсюда приоритет экономичности и массового производства.

Когда Москва начала восстанавливаться после Гражданской войны, в 1922–9123-м начали проводиться первые архитектурные конкурсы, в которых принимали участие Моисей Гинзбург, братья Веснины, Константин Мельников, Илья Голосов и другие. Все они начали свой путь до революции.

Строители коммунизма

Большевики стремились к созданию человека будущего — обобществленного, полностью поглощенного коллективной жизнью. Конструктивисты охотно поддерживали такие эксперименты в своих проектах. Яркий пример такого сотрудничества — знаменитые дома-коммуны (самый известный из них — Наркомфин), одновременно утопические и тоталитарные.

Проект Наркомфина с двухуровневыми компактными квартирами был революционным во всех отношениях. Помимо пространственных и технических разработок он известен своей радикальной философией: ликвидации семьи как института. Один из теоретиков проекта народный комиссар финансов Николай Милютин говорил по этому поводу: «Общественное питание, ясли, детские сады, клубы постепенно уничтожают значение семьи как хозяйственного соединения. Этот процесс неизбежно приведет в конечном счете к полной переделке семейных форм общежития».

Чтобы полноценно рассказать о новаторстве (и отчасти безумии) таких экспериментов, имеет смысл вспомнить другую постройку — дом-коммуну 1929 года на улице Орджоникидзе по проекту архитектора Ивана Николаева. Не так давно здание также было реконструировано. Здание предполагало полное обобществление быта. Перед автором стояла задача создания «дома — машины для жилья», своего рода конвейера для людей.

В этом доме почти не было частного пространства. Комнаты, рассчитанные на двух человек, имели площадь 6 кв. м и назывались спальными кабинами. Все остальное пространство было общественным. Планировка ориентировалась на создание жесткого распорядка дня жильцов: утром студент просыпался в двухместной спальной кабине, вмещавшей только кровати и табуретки (всего таких кабин было 1008), и направлялся в санитарный корпус, где проходили как по конвейеру последовательно душевые, помещения для зарядки и раздевалки. Из санитарного корпуса учащийся по лестнице или пандусу спускался в низкий общественный корпус и входил в столовую, после чего отправлялся в институт или же в другие помещения корпуса.

Вечером студент возвращался в спальный корпус, где оставлял вещи в гардеробной, и в нижнем белье проходил в спальную кабину. В течение ночи спальная кабина вентилировалась, не исключалась даже возможность усыпляющих добавок.

Юрий Григорян,

архитектор

Несмотря на очевидное сотрудничество конструктивистов с большевиками, архитектор Юрий Григорян считает эту связь преувеличенной: «Не совсем верно, когда архитектуру советского авангарда связывают непосредственно с коммунизмом. Многие конструктивисты учились и практиковали как до революции, так и после. Некоторые фигуры, повлиявшие на становление конструктивизма, не имели прямого отношения к революции или советской системе, например Малевич и Кандинский. Кроме того, конструктивизм не развивался в изоляции и имел тесные связи с немецким баухаусом. Поэтому можно сказать, что конструктивизм был международным явлением, но с региональными особенностями. Важным отличием конструктивизма был заказчик — советское государство с новой идеей социального устройства.

Наследие конструктивизма — это не только и не столько постройки, а в большей степени новый взгляд на происхождение архитектурной формы. Заложенные в те годы принципы работают по инерции до сих пор и в образовании. В удачные моменты истории именно институты и студенты находят новое. В эпоху конструктивизма взаимодействие между преподавателями и учениками было очень продуктивным. Идеи, рожденные в том диалоге, выходили в большой мир и меняли его.

Так было во ВXУTEMACе, так произошло, например, со школой медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» в Москве. Целью создания института было изменение городского ландшафта.

Именно там десять лет назад впервые заговорили о городской среде — той, что между зданиями: о тротуарах, парках, площадях. Рожденные в «Стрелке» выводы были взяты на вооружение столичными чиновниками. И вот посмотрите на сегодняшнюю Москву. Это совершенно другой, новый город».

Новое жилье

Несмотря на свою международную известность, дома-коммуны были скорее единичными экспериментами. Основная масса домов, спроектированных конструктивистами, прежде всего была удобным, прагматичным жильем.

До начала XX века маленькому человеку и его потребностям уделялось очень мало внимания. Условия, в которых были вынуждены жить простые горожане, были чудовищны. Массовая миграция в города заставила общество впервые задуматься об относительно комфортном жилье для обычных людей. В России эта тенденция совпала с приходом к власти коммунистов. Советская власть выступала единственным заказчиком нового жилья для рабочих. Эта задача полностью соответствовала сложившимся принципам и опыту конструктивистов. Результат их работы лег в основу современного социального жилья.

Дом Моссельпрома (1925, архитектор Николай Струков, графика Александра Родченко и Варвары Степановой)

Дом Моссельпрома буквально плакат, выполненный в бетоне. Это цветное здание, возможно, самое яркое воплощение русского авангарда в рамках городской постройки. Изначально типичный доходный дом начала ХХ века (он не случайно выглядит более старомодным по форме), здание было перестроено под нужды советского Моссельпрома. Роспись стен выполнена легендарным фотографом и художником-авангардистом Александром Родченко и его супругой Варварой Степановой.

Жилой дом Управления Московско-Курской железной дороги (1929, архитектор Борис Шатнев)

Привокзальная толпа, ларьки с шаурмой и «Макдоналдс» редко позволяют взглянуть наверх и насладиться красотой пропорций. Здание развивается в глубину площади, где оно резко снижается по высоте. Такое решение не раз встречается в практике рубежа 1920–1930-х годов. Фасад расчленен пятью поднимающимися над крышей лестничными клетками. Ритмичная и немного мрачная постройка как будто выполнена из серых блоков конструктора Lego.

Дом правительства (1931, архитектор Борис Иофан)

Дом правительства, более известный как Дом на набережной, возможно, самое неоднозначное жилое здание в истории Москвы. Будучи небольшим городком в рамках одного здания (со столовыми, прачечными, театром, террасами для отдыха и гимнастическими залами), он был построен для партийной элиты СССР и их семей. Чиновники получали огромные по тем временам квартиры — совсем не по-коммунистически. Заселение дома совпало со сталинскими чистками 1937–1938-го — жильцов расстреливали (или отправляли в ГУЛАГ), а квартиры тут же заселялись новыми чиновниками. Некоторых новоселов вскоре ждала судьба их предшественников.

Дангауэровка (1928, архитектор Михаил Мотылев)

Дангауэровка — микрорайон на территории Лефортово, образованный как рабочий поселок. Квартал изначально возник в районе дореволюционного завода Дангауэра и Кайзера. Рабочие Дангауэровки жили в обычных для того времени деревянных бараках, но такой жилой фонд быстро ветшал. В 1927–1928-м появился проект постройки на месте старой Дангауэровки нового, показательного рабочего поселка, так называемого соцгородка.

Дом-мастерская Мельникова (1929, архитектор Константин Мельников)

Единственный частный жилой дом в этой подборке. В СССР их и не строили. Для знаменитого (а затем опального) архитектора и его семьи власти сделали исключение после того, как Мельников разработал стеклянный саркофаг для тела Ленина в Мавзолее.

Планировка дома состоит из двух врезанных друг в друга цилиндров. Его стены прорезаны 57 шестигранными вертикальными окнами, образующими единый орнамент. В 2021-м планируется реставрация здания.

Как заработать на интерьере 1930-х?

О том, каково это — жить в конструктивистском доме, рассказывает Александр Дуднев, который вместе с Константином Гудковым не только воссоздал уникальную обстановку времен авангарда, но и построил на этом успешный бизнес: «Дом «Обрабстрой» был построен в 1931 году. Из-за деревянных перекрытий квартиры в домах этого периода намного дешевле тех, что строили начиная с 1950-х. Выяснилось, что в пределах Третьего кольца такую квартиру можно купить за те же деньги, что и современную, но на окраине. Предложение в конструктивистском доме нас особо привлекло. Всю информацию о нем мы узнали не сразу из-за закрытости архивов от исследователей. Дом был смешанного типа: одна сторона — комнаты-ячейки, как в Наркомфине, другая — полноценные квартиры. Внизу в советское время располагались столовая, прачечная, физкультурный зал и уголок собраний.

В процессе ремонта мы сотрудничали с архитектором Николаем Лызловым и заодно провели небольшое исследование о конструктивистских жилых домах. У них есть своя специфика — высокие потолки, много света и хорошая вентиляция.

Что касается интерьера, мы пытались сохранить все, что возможно — все деревянные окна, двери в комнатах и потолок. Все остальное привносилось уже извне. Мы решили, что здесь должна быть мебель времени постройки дома. Искали в том числе и на барахолках, а потом восстанавливали. Что-то есть и современное, но оно по духу совпадает с периодом авангарда.

Мы решили популяризовать такой подход, даже участвовали в телепрограмме «Квартирный вопрос». Таким образом о нашем доме узнало огромное количество людей, увеличился интерес к наследию. Мы устроили целый образовательный проект — «1931», в нем участвуют профессиональные исследователи.

Затем мы купили еще одну квартиру в подобном доме, так же переделали ее в духе авангарда и успешно сдаем ее на AirBnb — как исторический интерьер. А в нашей первой проживаем. На AirBnb у нас останавливаются и русские, и иностранцы, но больше последние. Особенно немцы любят».

Полемика и эксперименты

Конструктивисты не были монолитны в своих убеждениях. Между ними регулярно проходили горячие споры на страницах архитектурной прессы, прежде всего в журнале «Современная архитектура» Моисея Гинзбурга. К слову, там же происходил и регулярный обмен идеями между советскими и зарубежными архитекторами. Особенно тесным было взаимодействие со школой Баухаус в Германии. До того как Сталин перекрыл границы на целых 60 лет, на страницах той же «Современный архитектуры» регулярно встречалась реклама новых немецких технологий на иностранном языке. Критика же архитекторов-консерваторов со стороны конструктивистов была жестокой, доходило до намеков на их несоответствие советскому строю — страшное обвинение в те годы. Появившаяся традиция беспощадной критики оппонентов вскоре сыграла злую шутку с конструктивистами, обратившись против них самих.

Архитектурную полемику и стремление пробовать новое стимулировала внутренняя обстановка в СССР. В то время власть еще не окончательно приручила зодчих. Она была их единственным заказчиком, но архитектурные мастерские пока продолжали существовать самостоятельно, независимо друг от друга. Эстетика советской архитектуры еще не была регламентирована приказами сверху. Это давало свободу искать новые формы. Ниже — подборка самых выразительных построек авангарда.

Московский планетарий (1929, архитекторы Михаил Барщ и Михаил Синявский)

Это эффектное покрытое параболическим куполом здание было спроектировано выпускниками ВХУТЕМАСа — кузницы конструктивизма. Снаружи постройка выглядит строго и прагматично: глухие поверхности купола сочетаются с ленточным остеклением, металлическими парапетами террас и эффектным карнизом над входом. Реконструкция планетария в начале 2000-х не менее интересна, чем оригинальное здание. Постройку подняли на 6 метров вверх и соединили с улицей динамичным пандусом.

Дом культуры им. Русакова (1929, архитектор Константин Мельников)

Рабочие клубы были необходимым элементом в перевоспитании бывших селян в городских жителей. За отменой церкви массы предоставленных самим себе рабочих тяготели к пьянству и хаосу. Задачей клубов было направить энергию пролетариев в конструктивное русло. В клубах располагались спортивные кружки, библиотеки, театры и многое другое. Профсоюз коммунальщиков, заказавший Мельникову клуб Русакова, получил манифест — здание-рупор. Свисающие консоли — это продолжения зрительных залов. Как и все остальные клубы Мельникова, этот проект задумывался как трансформер: при помощи опускающихся стен амфитеатры могли отъединяться от зала и служить тремя отдельными аудиториями для собраний.

Здание критиковали с самого начала как чрезмерно гротескное, а к середине 1930-х оно стало одной из главных мишеней в развернувшейся травле Мельникова. Авторы критических статей писали о «безобразных бетонных опухолях» на фасаде и о том, что, находясь внутри амфитеатра, они все время ожидают его обрушения.

Дом культуры им. Зуева (1929, архитектор Илья Голосов)

По замыслу Голосова, внешний вид ДК должен был ассоциироваться с промышленной архитектурой, учитывая функцию здания — рабочий клуб. Созданный под влиянием кубизма дом построен на основе асимметрично расположенных простых геометрических фигур. Композиционным центром здания является вертикальный остекленный цилиндр-лестница, на который нанизана вся остальная структура постройки.

Впереди планеты всей

Борис Бернаскони,

архитектор

Архитектор Борис Бернаскони считает, что мировая современная архитектура многим обязана конструктивистам: «Отличие русского конструктивизма от европейских аналогов в том, что он намного ближе к искусству. Западные школы того времени видели форму исключительно как оболочку для функции. Наши конструктивисты, прежде всего школа ВХУТЕМАС, видели в форме также эстетическую, художественную сторону формообразования. Поэтому я считаю русскую школу намного ближе к искусству, чем тот же немецкий баухаус. Баухаус был сугубо утилитарным направлением. Объемно-пространственная композиция у нас доминировала над инженерией. Приоритетное внимание уделялось таким вещам, как ритм, объем, масса и т. д. Это все от искусства. На самом деле все принципы конструктивизма были уже раньше реализованы в изобразительном искусстве — в супрематизме и кубизме.

Лучшие преподаватели ВХУТЕМАСа, родоначальники конструктивизма, были практикующими художниками. Я вообще считаю, что конструктивизм начался с «Черного квадрата» Малевича и его объемно-пространственных работ. В какой-то момент Малевич вышел за пределы живописи на смежную с архитектурой территорию. К этому моменту он сам уже был под влиянием конструктивистов. Архитекторы же, наоборот, выходили за пределы проектирования в сторону искусства. В итоге все они пересекались в своем творчестве и учились друг у друга.

Вообще весь ХХ век — это большая тренировка человечества по оптимизации и рационализации жизни, производства. Считаю, что процесс еще не закончился. Сегодня это все очень востребовано в связи с новыми вызовами. Во-первых, население планеты почти удвоилось, а во-вторых, половина проживает в городах.

Я со стопроцентной уверенностью считаю, что модернизм и весь западный XX век с точки зрения культуры и искусства были придуманы нашими конструктивистами. Это был экспортный продукт. Почему это так? Потому что в России после революции многие как бы вынужденно оказались в будущем. У людей просто не было иного выбора. Вокруг была катастрофа. И пока политики довольно короткий период — около десяти лет — боролись за власть, архитекторы получили карт-бланш на формирование большого стиля. Весь XX век был придуман за какие-то 10–20 лет».

Слова Бернаскони подтверждают московские постройки авангарда, более всего напоминающие именно современные здания — так мы можем увидеть, как стирается грань двух разных эпох:

Здание Наркомзема (1933, архитектор Алексей Щусев)

Архитектор-хамелеон, Щусев успел поработать при царе, Ленине и Сталине. Не чураясь ни строительством церквей, ни проектированием Мавзолея Ленина при большевиках, зодчий успел поработать во всех возможных стилях. Здание Наркомзема — его главная постройка в эпоху конструктивизма. Оно до сих пор органично вписывается в современный пейзаж. Вот только свисающие с его окон кондиционеры портят картину.

Здание газеты «Известия» (1933, архитектор Григорий Бархин)

Еще один из недавно (и очень неплохо) отреставрированных памятников конструктивизма и при этом один из немногих находящихся у всех на виду: прямо на Пушкинской площади.

Так же как и дом Моссельпрома, здание «Известий» памятник не только архитектуре, но и графическому дизайну своего времени. Одним из немногих декоративных элементов является венчающая фасад надпись «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», выполненная палочным шрифтом (без овалов и дуг). Подобный шрифт был популярен в Советском Союзе в 1920–1930 годах.

Здание Центросоюза (1936, архитектор Ле Корбюзье)

В Москве отметился своей постройкой и сам прародитель современной архитектуры. Влияние наработок Ле Корбюзье 1930-х на последующие поколения проектировщиков отлично видно в этой постройке. Ее запросто можно спутать со зданиями как 1960-х, так и позднесоветскими.

Победившие противники авангарда

К середине 1930-х расстановка сил между конструктивистами и их идеологическими противниками, консерваторами, зеркально изменилась. Сталинская реставрация империи требовала большого, монументального стиля. Так, на ближайшую четверть века восторжествовала неоклассика, конструктивизм же постепенно оказался под идеологическим запретом. Гегемония авангарда закончилась поражением. Бывшие новаторы-первопроходцы были вынуждены подстроиться под новые реалии либо сгинуть. Кто-то, например братья Веснины и Моисей Гинзбург, пошли на эстетический компромисс и остались при почете. Константина Мельникова, Ивана Леонидова и других радикалов ждала печальная безвестность.

Тем не менее в более глобальном смысле конструктивисты, безусловно, вышли победителями. Начиная с хрущевской оттепели их идеалы были возвращены к жизни в форме советского модернизма. Международное влияние авангардистов также продолжало формировать XX век. И вот мы уже 20 лет живем в XXI столетии, а мир вокруг нас до сих пор формируется по заветам ранних советских архитекторов. Похоже, они продолжат формировать жизни и наших правнуков.

Источник

Adblock
detector